Слобода исчезает. Через деревню идёт зарастающая травой брусчатка, построенная немцами в Первую мировую. Прежде она вела к старообрядческому хутору Кулаково, но его больше нет. В самой деревне тоже почти не осталось домов. Только плодовые деревья дают понять, что когда-то здесь была жизнь. Заросшие лишайниками фундаменты – объекты лэнд-арта, рождённые стремлением к лучшей жизни. Ананий регулярно прокашивает дорогу и соседский сад с таким же фундаментом. Соседи приезжают, посмотрят и возвращаются в цивилизацию. Ананий и кот Барсик остаются.
Чтоб доехать от Слободы до Сморгони, нужно пройти полтора километра по почти незаметной тропе через лес к грунтовке. Здесь останавливается автобус Сморгонь-Ябровичи, билет стоит 1 рубль 12 копеек. Когда денег нет, Ананий идёт 11 километров пешком по безлюдным полям и лесам через заброшенные ядерные шахты.
В лучшие времена в Слободе было 28 домов. В 90-е люди стали уезжать, старики умирали, срубы продавали. Дом на перекрёстке в соцветиях морковника тоже скоро поедет в Клиденяты – к староверам, перебравшимся ближе к цивилизации.
– Нас называют поморцы, наши корни с берегов Белого моря, Архангельская область, – рассказывает Ананий о зарождении поселения. – А сюда пришли в 1704 году, когда были гонения на старообрядцев. Четыре брата – от них наш род, фамилия их настоящая Новиковы, но они взяли другие, чтоб не идти в рекруты. Эти земли уже были выкуплены богатыми латвийскими староверами. Братья договорись с ними и построили здесь деревню. Занимались своим ремеслом – работали с деревом. Славились на всю округу, никто такого не делал, брали заказы и на рынок возили продавать. В советское время даже соседние колхозы тайно покупали у нас колёса и сани. Я уже этим ремеслом не владею. По мелочи могу что-то сделать – косовьё, грабли, а бочку, например, уже нет.
Мой дед был в деревне самым богатым. Здесь речка протекала когда-то за склепом, в сторону речки все поля принадлежали моему деду. За это и отсидел 8 лет в Минске на строгом режиме, в 46-м году посадили. Дом забрали – школу сделали, – землю, инвентарь, 12 лошадей.
Дед ненавидел коммунистов. Я, когда из школы приходил, прятал пионерский галстук. Да и вообще в строгости росли. Ни телевизора, ни холодильника – запрет. В 67-м литовцы свет в деревне проводили – дед революцию устроил. «Бесовское создание», – говорил.
Жизнь вертелась вокруг церкви. У нас стояла деревянная на той стороне деревни, мой дедушка звонил, и меня туда поднимал, на колокольню. В 69-м её разобрали по приказу, но только с третьей попытки. Здесь все мужики охотники были, все с ружьями, выскочили – никого из сельсовета не пропустили. Потом приехали из района, им тоже: «Грех на душу возьмём, но не пустим». Райком обратился в Гродно и оттуда дали ЦУ. Как-то вечером играли мы на улице – смотрим, на дороге большие машины, три штуки. Остановились – солдаты высыпаются. Мы не поняли, в чём дело, потом увидели – два «козелка» за ними идут: приехали из самого Гродно. Тут же собрались женщины – в слёзы, в крик. А сзади уже трактора и бульдозер подъезжают. Солдаты стали цепочкой, за руки взялись. Представитель из области сказал жителям разобрать иконы, книги. Сначала сорвали купол, потом разобрали остальное. Отвезли в сторону Крево, построили клуб в какой-то деревне, но он через две недели сгорел. Приезжали в Слободу из уголовного розыска выяснять, думали, что кто-то из наших. Но это была просто случайность.
Фундамент, оставшийся от старообрядческой церкви
С тех пор стали молиться в нашем доме. В прошлом году, кстати, ему исполнилось сто лет. Наши умели строить, знали какое дерево выбрать. Крепкий, посмотрите какой пол. Здесь немцы босиком танцевали в Великую Отечественную.
Моё поколение общалось с коренными, ходили в школу, дружили. А поколение моего деда католиков не очень-то любило. Жениться с ними было строго-настрого запрещено. Поэтому женились даже на двоюродных, чтоб просто сохранить веру. Мать моя из Мостища, Воложинский район. Раньше как знакомились? Там староверы, тут староверы. Жеребца запрягли, приехали. 13 детей было, 4 брата, 7 девчат. Спрашивают отца:
– Ну, какую выбирать будешь?
– Эту. Как зовут?
– Настя.
– Одевайся, садись в сани.
Жили с семьёй в этом доме – его вернули после реабилитации деда. Держали овец, вот на фото мой дед Тимофей со Скроботовым Лефантием в дублёнках из овчины. Ходили на охоту – вокруг леса, живности разной. Они и сейчас ей наполнены, постоянно встречаемся, но охотиться мне нельзя.
Сто пятая статья Российского УК. Звучит страшно: «Убийство». Подрался с наркоманом, он затылком упал, закрытое кровоизлияние. Я скорую вызвал, но 15 минут – и всё. Почти 13 лет, Калининградская область, посёлок Славяновка.
В “четырёхлетку” я ходил в соседнюю Мелевщину. А 10 классов уже в Сморгони оканчивал в третьей школе. Учиться после окончания не хотел, хотел сразу деньги зарабатывать, и дядька забрал меня в Минск. Устроил на стройку, я сдал на третий разряд каменщика и оттуда ушёл в армию, служил в роте почётного караула в Германии. После женился в Минске, два сына-близнеца – они каждое лето здесь гостили. Священник Кудряшов их тут крестил – тот же, что и меня в детстве. Я ездил в Якутию на заработки, строил хотоны – фермы на их языке – для коров. В 91-м расстались с женой и я переехал в Слободу к родителям. Работал лесником года три. Потом познакомился с женщиной в электричке, ехал из Минска от сыновей, разговорились. Она оказалась калининградкой, уехали вместе туда, где со мной и случилась вся эта история. А город красивый, очень его полюбил, но мне туда уже не попасть.
Соседский сад, за которым следит Ананий
Пока сидел, в 2007-м умер отец. Когда освободился в 2014-м, мама была в Белковщине в доме престарелых. Я забрал её оттуда, но она мало после этого прожила, через полгода умерла.
Сейчас один тут остался. С братом покойным и соседом – он приезжает периодически из Ошмян – восстановили колодец. Его ещё немцы копали в Первую мировую. Интересно, что вода в нём не убывает, сколько б ни взял – постоянно на одном уровне в два кольца. Здесь всего пять колец, а у меня во дворе – 37. Ведро с дырочкой – это я специально повесил. Было хорошее, но шла уборка колхозного урожая и не стало моего ведёрка. Стащили.
Ещё у нас немецкий “гусак” стоял. Но в том году косилку об него сломали, поэтому трубу откопали и обрезали. Качаешь – трубочка толщиной с палец, но напор воды бешеный был. Опускали проволоку – метра четыре с половиной – уже и вода. Немцы знали секрет.
Раньше в деревне и колонка была. Там дальше водонапорная башня. Но делали ремонт, ребята были немного подшофе – и всё, не работает. Теперь мне водичку на тракторе по вторникам привозит ЖКХ. Если откажусь – соседней деревне тоже могут концы обрубить – у них-то нет колодцев.
Работы в округе нет, Ананий перебивается случайными заработками. Кому покосит, за животными посмотрит, но тяжёлую работу выполнять не может: сколиоз второй степени, болит спина. Нерегулярные заработки случаются и натурпродуктом. Кто-нибудь даст кусок свежины – Ананий опускает её на верёвке в колодец на 37 колец, который выполняет роль холодильника. Обычный сломался, мастер оценил ремонт в 170 рублей.
– Я уже «белый дом» штурмовал полтора месяца, потом обратился к своему участковому, тот – к начальнику милиции, но он сказал: «Что ж мы можем сделать? Предпенсионный возраст, молодые не могут устроиться».
Был вариант на «атомку» дворником за 4 миллиона. Но там замахали руками – стратегический объект, куда мне? Я сразу в открытую говорю, что да как в моей биографии. А какой смысл скрывать? Всё же можно сейчас по компьютеру пробить. Скажу – сразу улыбка у людей с лица исчезает.
На бойню устроился грузчиком, но ненадолго – шесть месяцев всего. Четыре машины по 18-20 тонн раза три в неделю. Сгребаешь в охапку – несёшь на крюк. Тяжело было, но терпел. Плюс полставки ещё – шкуры коровьи засаливал. Почти пять лямов в итоге выходило, хоть приоделся, пожил.
У Анания нет телевизора, единственный источник новостей – радио. Все свои – на единственном в районе старообрядческом кладбище. Мать, отец, брат, племянник. Ближайшая Мелевщина тоже вымирает – осталось три человека.
– Поговорить с кем – роскошь. Вы приехали – уже событие. Кот вот компанию составляет. А живность держать – капитал нужен. Огород сажу. Лук, морковь, чеснок, свекла, редиска по второму заходу уже, огуречики, помидорки, клубника. Вот сегодня автолавка пришла – взял хлеба в долг. Перебиваюсь.
Что дальше?